Я продолжал свой рассказ, очень похожий на исповедь, стараясь не касаться личных отношений с Люсей.

— Изменения в нашей жизни действительно привели к тому, что ряд произведений не был создан. В качестве примера могу привести фильм "Семнадцать мгновений весны". В мое время его заказал человек, занимавший пост председателя КГБ. В вашей реальности его на этом посту не было, не было и фильма.

Я рассказал всю историю, начиная с написания сценария и визита с ним к Семенову.

— Несколько лет назад ухудшилась память. Она и сейчас у меня на зависть многим, но дословно текстов книг я уже не помню. Помню только сюжеты, а тексты по ним писал уже сам во всех последующих книгах. Единственная чисто моя работа это фильм "Воин", в остальных я в той или иной мере что-то заимствовал из созданного в той жизни. Я помню еще много песен, сюжетов книг и снятых фильмов. Что-то из этого будет создано, остальное сотрет изменение реальности. В ближайшее время я опубликую список всех заимствованных работ с указанием, кем они были созданы в той жизни. Я прошу прощение у тех поэтов, композиторов и писателей, которые уже существуют, и чьи ненаписанные произведения я использовал. Обращаюсь к правительству с просьбой снять с меня звание заслуженного артиста, и обещаю в дальнейшем найти для себя работу, не связанную с художественным творчеством.

— Наговорил много глупостей, — одобрительно сказал генерал. — Но так даже и лучше. Список приготовил? Давай его мне. Запустим это в эфир и подождем реакции.

Реакции не пришлось долго ждать. Мое выступление показали на следующий день перед программой "Время", а потом еще два раза в субботу: утром и вечером. Первой откликнулась соседка по этажу, поймавшая меня в подъезде.

— Вы что это обещали? — сердито сказала она. — Как можно дать пропасть хорошим песням? И вашими книгами люди зачитываются. Напишет их кто-нибудь другой, тогда ладно. А если нет? Только из-за того, что сюжет придумал кто-то, кто, может быть, теперь вообще не родится? Плюньте в глаза тому, кто вас обвинит в воровстве. А не можете плюнуть сами, позовите меня!

Следующим отреагировавшим стал Добронравов, интервью с которым показали этим же вечером.

— Извините, Николай Николаевич, — обратился к нему репортер. — Как вы можете прокомментировать выступление Ищенко. В перечне использованных произведений достаточно много песен на ваши стихи.

— Какие же они мои, если я их не писал? — засмеялся поэт. — То же и с композиторами. Я разговаривал с Пахмутовой, она по этим песням никаких претензий не имеет. С песнями могли пострадать только певцы. Хороших не так уж много, и певцам их постоянно не хватает. Если у вас кто-то перехватит репертуар, как певец вы можете не состояться вообще. Но Геннадий брал песни разных авторов, написанные в разные годы. Поэтому и певцам особо жаловаться нечего.

— По-моему, все это вообще высосано из пальца, — сказал интеллигентного вида прохожий, которого остановили для интервью. — Наши поэты и композиторы без дела не сидят. Не написали одну песню, напишут другую, еще лучшую. Все от этого только выиграют. А фамилии писателей, кроме Можейко, вообще незнакомые. Жизнь сильно изменилась, они вполне могут заняться чем-нибудь другим, а уж написать такую же книгу — это, простите, ерунда. Зря Геннадий давал это обещание, для всех будет лучше, если он о нем забудет. А на заграницу плевать.

— Слышал, что люди говорят? — сказала Люся. — Не майся дурью и садись за книгу. У тебя их на восстановление уже десяток.

— Показывают тех, кто высказывает правильные мысли, — отмахнулся я. — Интервью с тем, кто меня назовет ворюгой, в эфир не выпустят. Интересно, что по этому поводу сказал бы Герасимов. Давай подождем, чем все закончится.

Закончилось тем, что Люсе запретили работать в драматическом театре. Она в нем успела сыграть только одну роль, на этом все и закончилось. Жену провожала охрана, отвозя в театр и забирая обратно. А в театре за ней, естественно никто хвостом не ходил. Этим и попытались воспользоваться. Пожилая еврейка, работавшая костюмером, брызнула Люсе в лицо серную кислоту. Уроки китайца не прошли даром: на автомате отбив руку с флаконом, жена ударом ноги свалила женщину, а потом бросилась ей помогать. Охране она ничего не сказала, но о происшествии рассказал директор, которому сообщать обо всех ЧП вменили в обязанность.

— Пока дети маленькие, посидишь дома, — сказал я. — И не надо на меня так смотреть. Ну попала бы тебе эта стерва в лицо, много бы ты наиграла слепая? Тебе тридцать лет, а больше двадцати с небольшим не дашь. Никто пока не знает, насколько эти таблетки продлят жизнь. Думаю, что лет до ста проживем без дряхлости. А это значит, что мы с тобой и четверти взрослой жизни не прожили. Не спеши, все еще у нас будет.

Десятого октября сильное землетрясение полностью разрушило в Алжире город Аль-Аснам. Благодаря принятым мерам, число жертв удалось свести к трем десяткам человек, а большинство строений за пределами города, которые дополнительно укрепляли, получили лишь небольшие повреждения. Больше ни у кого не осталось сомнений в том, что Машеров говорил правду, а я стал почетным алжирцем. Интересно, выберут ли меня почетным итальянцем, когда в ноябре тряхнет Италию? Я почему-то думал, что нет. Так и оказалось. Но благодарность от президента республики все-таки прислали. Спасибо и на этом. Тема моего плагиата как-то сама сошла на нет, когда везде, кроме Соединенных Штатов, показали мое выступление, а потом пресс-конференцию. О чем меня на ней только не спрашивали, вплоть до интимных вопросов. Но были и те, кто действительно пытались понять.

— Почему вы все-таки взялись петь чужие песни и выдавать их за свои? — спросил меня пожилой француз. — Из вашего выступления это не совсем понятно.

— Причин несколько, — ответил я. — Я уже говорил о том, что мне была нужна известность. Не для себя, а для передачи материалов. Кто бы из серьезных людей стал разговаривать с мальчишкой с улицы? Вторая причина была в том, что песни, которые знал один я, рвались наружу. Мне ужасно хотелось подарить их людям, и сделать я это мог только под своим именем. Ну и третье — я очень люблю петь, а у моей любимой оказался замечательный голос. Пробиться со старым репертуаром, да еще детям, было нереально, новые песни сразу же привлекли внимание.

— Я понял, — кивнул он. — В этом нет ничего недостойного.

— Вы просто так отдали все знания, ничего не потребовав взамен? — спросил корреспондент итальянской газеты. — Почему? У вас, насколько нам известно, даже нет собственного автомобиля. С вашими знаниями вы у нас имели бы миллионы!

— Или сидел бы под замком, — ответил я, вызвав смех. — Зря смеетесь. Могли запереть и у вас, и здесь. Слишком большой риск оставлять на свободе человека с такими знаниями. Мне повезло, что здесь поверили, у вас могли не поверить. Да и не доверяю я Западу, особенно Америке. Намерения проверяются делами, а в двадцатом веке США пятьдесят два раза использовали против других стран военную силу, и только во Второй мировой войне это было оправдано. А насчет денег… Мне их предлагали, я отказался. В условиях Советского Союза слишком большие деньги просто не нужны, а книгами я их зарабатывал достаточно, чтобы ни в чем не нуждаться. Машину мне всегда предоставляли по первому требованию вместе с охраной. Да и в другом помогали, так что у меня нет поводов для недовольства.

— В чем причина того, что вы уехали из Москвы в закрытый город? — спросил американский корреспондент. — Боитесь? Кого?

— Руководство справедливо опасается, что из меня попытаются вырвать научные секреты, — пояснил я. — Опасения не беспочвенные: обеспечить охрану в Москве было бы гораздо сложней. Помимо интересов к секретам может быть желание отомстить. Я все-таки очень многим отдавил ноги.

— Долго терзали? — спросила жена, когда меня привезли с проходившей в Севастополе пресс-конференции.

— Два десятка человек, и каждому нужно ответить. Только одного отшил за хамство. Так, это что за явление природы?