— Зря, — сказал Грушевой. — Любой труд должен вознаграждаться. Но если ты хочешь получать оплату услугами, обращайся. Все, что будет можно, для тебя сделают. В ближайшее время у тебя в комнате поставят сейф, и вам сменят дверь. Прослушивать квартиру никто не будет, но сигнализацию поставим, а у соседа, пока ты работаешь с документами, поживет пара оперативников. Но необходимость в консультациях все равно не исчезнет, поэтому мы и этот вопрос проработаем. Мне с тобой и самому нужно будет поговорить, так что организуем все так, чтобы не привлекать к тебе лишнего внимания. Тебе в этот киношный институт обязательно поступать? Есть же уже одно высшее образование.

— Хочу быть артистом! — заявил я. — Есть возражения?

— Я уже говорил с ним на эту тему, — сказал Брежнев. — Ты еще надолго задержишься?

— Нет, сейчас уезжаю, — ответил Грушевой. — Я могу забрать с собой материалы по Чехословакии?

— Конечно, — Леонид Ильич отдал ему одну из тетрадей. — Пока в работу не отдавай, мы с Сусловым прочитаем и внесем замечания.

— Садись! — сказал он мне, когда генерал ушел. — Ты Вику к себе на день рождения приглашал?

— Я, конечно, не против, чтобы она на нем присутствовала…

— А в чем дело? — спросил он. — Что не так?

— Мы пока не говорили родителям, к кому ездим.

— Похвальная скромность. Объясняй все.

— Мои знают, что со мной случилось, и им я, в принципе, мог бы рассказать. А вот родителям подруги я о себе говорить боюсь. А без этого и о вас говорить нельзя. Они и так уже растеряны от всего произошедшего за последний год. Я, конечно, скажу, но только после свадьбы.

— Разглашение секретных сведений, — хмыкнул он.

— А я, кстати, никаких подписок не давал, — возразил я. — И скажу, как и своим родителям, только о себе. Никакой информации о будущем я никому из родственников не давал и не собираюсь. Исключение — Люся. Но и она знает только в общих чертах, никакой конкретики.

— А почему сейчас не хочешь сказать?

— А вам было бы приятно узнать, что вашу дочь берет в жены восьмидесятилетний старик?

— Понятно, какие тараканы водятся у тебя в голове, — сказал он. — Я бы, к твоему сведению, свою дочь в таком возрасте вообще замуж не отдал. И за старика не отдал бы. Но какой ты старик? Мальчишка, которому досталась чужая память. При раннем браке я бы радовался тому, что у меня зять с опытом. И честнее, по-моему, сказать заранее, а не поставить их перед фактом.

С такой позиции я этот вопрос не рассматривал. Обрадуется ли Надежда моему опыту? Проверять не тянуло.

— Нет, — сказал я. — Может быть, у меня в голове тараканы, но если я все расскажу, и мне после этого дадут от ворот поворот, мы не сможем пожениться. Мало того, мы даже не сможем нормально общаться. Хрен они меня подпустят к дочери! Да я за два года подохну! А мое молчание они простят.

— Ладно, не хочешь говорить — дело твое, но Вику не обижай. Я с ней поговорю. Не такая она болтушка, какой кажется. Вот тебе номер телефона, позвони, к какому времени ее привезти. Свой подарок она отдаст сама, а я вам тоже кое-что подарю. Как у вас, кстати, с "Огоньком"?

— Номер засняли, режиссер доволен. Теперь была бы еще довольна комиссия.

— За это не беспокойся, все примут. Я думаю, что вам нужно больше выступать, а тебе писать больше книг. Известность — это тоже своего рода щит. Ну кто поверит в то, что человек, давший жизнь проекту, выступает на сцене, учится на актера и пишет книги? Это и мой интерес к вам объяснит, и многое другое. Сами американцы на такое никогда бы не пошли и тем более не подумают, что пойдем мы. То, что ты гуляешь свободно, — большая удача. Если хочешь знать, были планы твоей изоляции. Не у меня, у других.

— Спасибо, — сказал я. — Я это запомню.

— Ты не знаешь, что у вас было с диабетом? — спросил он. — Я интересовался у Келдыша, но он сказал, что в разделе медицины у тебя по этой болезни ничего нет.

— Я сам этим никогда не интересовался, но сестра болела этой болезнью до самой смерти. И у нее диабет был не в самой тяжелой форме. Инсулин она, по крайней мере, не колола. Я знаю о болезни Виктории Петровны и, если бы мог чем-то помочь, давно бы сказал.

— Нет, так нет, — вздохнул он. — Я хотел с тобой поговорить по ряду вопросов, но нужно ехать в Кремль, поэтому разговор отложим. Вику не дождешься?

— Не получится, мне нужно ехать за Люсей. Я ей потом позвоню.

Сегодня мы немного опоздали и встретили Люсю на полпути от школы до места, где нас ждала машина.

— Не стала больше ждать на ветру, — сказала она, передернув плечами. — Холодно, пора уже надевать зимние вещи.

— Дай сюда! — я забрал у нее из рук портфель. — Засунь руки в карманы, и пошли быстрее, ты вся замерзла! Сейчас приедем, буду отогревать чаем.

— А почему сегодня приехали позже?

— Белова забрала из секции по известному адресу, — объяснил я, — а там задержали. Извини, приехать быстрее просто не получилось. А одеваться действительно нужно теплее. Привыкли повсюду разъезжать в машине, и вот результат. Как бы ты не простудилась на этом ветру.

К приезду у Люси потек нос и стало побаливать горло. Я развил бурную деятельность. Нагрел в колонке воду и усадил ее парить ноги, принес от нас банку малинового варенья и приготовил чай, а после того, как она его выпила, сделал массаж особых точек.

— Ты за ней ухаживаешь прямо как за женой, — дрогнувшим голосом сказала Надежда. — Со мной так только Иван возился.

— А родители? — спросил я, вытирая подруге ноги. — Одевай быстро теплые носки.

— А я в детстве не простужалась ни разу, — сказала Надежда. — Младшие у нас болели, с ними и возились.

— Значит, у Люси хорошая наследственность, — заключил я. — Не должна заболеть. Пойдем, уложу в кровать и расскажу сказку.

— Только не вздумай ее целовать, — предупредила Надежда. — Еще сам заболеешь. Если завтра пойдет в школу, наденет зимнее пальто.

То ли помогла наследственность, то ли вовремя принятые меры, но утром подруга чувствовала себя прекрасно, продемонстрировала завидный аппетит и была отправлена в школу. День прошел без происшествий, и мы вовремя прибыли к школе.

— Не пойму, куда делись ухажеры? — спросил я подошедшую подругу. — Неужели потеряла привлекательность?

— Нет, — ответила она. — Подружилась с одним из них. Помнишь того парня, которого Сергей отшил? Вот с ним и подружилась. Другие с ним стараются не связываться, а сам он не выходит провожать, потому что встречаете вы. А в благодарность приходится гулять с ним на переменах. Зато больше никто не пристает, а он просто ходит рядом и молчит.

— Какое изощренное коварство! — делано возмутился я. — Мало того, что мне — почти мужу — ничего не сказала о своем хахале, так еще используешь бедного парня в своих целях. А если бы я по какой-то причине пришел к вам в школу, а вы там вдвоем ходите в обнимку? Ты не смотрела "Отелло"?

— Я его читала! — засмеялась она. — А что мне осталось делать? Бросил одну на растерзание, и выкручивайся, как хочешь. Да, завтра я сдаю английский, а на понедельник договорилась насчет географии. И останется еще четыре экзамена. Во сколько завтра будем отмечать?

— Что вы собрались отмечать? — спросил Сергей.

— У моего жениха день рождения, — засмеялась Люся. — А через два месяца у меня, и все!

— Что все? — не понял Сергей.

— Все, братик, это и есть все! — объяснила она. — Конец одной жизни, и начало другой. До завтра, мы пошли!

Я тоже простился, и мы вылезли из машины.

— Вике позвонил? — спросила Люся. — Будет на дне рождения моя соперница, или нет?

— Я ей, что ли, растрепал о своем дне рождения? Не могла сказать, что не знаешь?

— Извини, не привыкла врать без необходимости. Зайдешь?

— Позже, сейчас твоя мать потянет обедать.

— Тогда сегодня лучше вообще не приходи, буду готовиться к географии. Да и уроки на завтра учить. Это ты у нас свободный человек.

Утром она заметно волновалась.